«„Кайрат“ я не предавал и хотел играть в этой команде». Уехавший во Францию чемпион СССР из Казахстана о коммерциализации футбола и подводных течениях в КПЛ

В то же самое время свои первые шаги в «Кайрате» на столь высоком уровне делал юный воспитанник карагандинского футбола Эдуард Сон, отличительными чертами которого на поле были скорость и дриблинг. Во многом благодаря этим футбольным качествам вкупе со стойким характером и волей молодой нападающий не только обратил на себя внимание всей футбольной общественности страны, став чемпионом СССР, но и оказался в числе первых советских игроков, отправившихся покорять европейский футбол.

Корреспондент республиканский интернет-портала Sports.kz решил связаться с проживающим ныне во Франции известным в прошлом футболистом, чтобы вместе с ним вспомнить о том, с чего начиналась и как развивалась его спортивная карьера, а также как сложилась жизнь бывшего форварда после ее завершения.

— Эдуард Васильевич, часто ли Вы вспоминаете родную Караганду, откуда Вы и проложили для себя путь в большой футбол?
— У меня в Караганде остались родственники — дядя и тети, поэтому мы созваниваемся и общаемся. Есть также ребята, с которыми я воспитывался — это Сергей Мищенко, Петр Асылбаев... Правда они постарше, но иногда мы с ними переписываемся. Я давно уже уехал из Караганды, поэтому сложно сказать, что скучаю, но всегда с удовольствием туда еду, когда у меня появляется возможность. В последний раз в Караганде я был в 2016 году. И всегда посещаю стадион, вспоминаю площадки, где мы тренировались с ребятами, — это очень волнительные моменты.

— Ваш старший брат Леонид также был воспитанником «Шахтера» и выступал за темиртауский «Булат». Можете рассказать, как сложилась его судьба после завершения спортивной карьеры?
— К сожалению, Леонид умер в 2017 году — у него был инфаркт. С детства мы с ним были очень дружны и все время играли в футбол во дворе, а потом, когда его возраст начали записывать в детско-юношескую спортивную школу «Шахтера», я пошел вместе с ним, но меня с первого раза не приняли. Тогда мне было лет 7, а ему — лет 10. Где-то через полгода мы попросили Андрея Садыковича Гумирова, выдающегося тренера карагандинского детско-юношеского футбола, чтобы он разрешил мне тренироваться вместе с ребятами, но в играх я участия не принимал. Конечно, тогда этим ребятам я уступал, хотя был быстрым и подвижным, но тренировался достойно. Возможно, именно тренировки с более старшими ребятами и позволили мне стать более опытным к тому времени, когда начался набор в секцию детей моего возраста.

— В какой момент Вы четко для себя решили, что хотите связать свою жизнь с этим видом спорта?
— Мы часто с братом, когда ложились в кровать, перед сном мечтали о том, чего хотим добиться, но все время говорили только о футболе. Я уже не представлял свою жизнь без него. Как и все дети, я, наверное, хотел стать десантником — быть таким же ловким, но когда подрос, уже не видел своей жизни без футбола. На фоне ребят у меня получалось все, в принципе, неплохо, — были скорость и хорошей дриблинг, я часто забивал голы, и какая-то уверенность в себе всегда присутствовала.

— Ваше формирование как футболиста в большей степени произошло еще в Караганде или уже после того, как покинули родной город, как считаете?
— Конечно, Серик Бердалин, который тогда только закончил футбольную карьеру и был тренером в Караганде, приняв нашу группу, научил меня многим футбольным тонкостям, хитростям, а потом, в 15 лет, я уехал в алматинский спортивный интернат №6, на базе которого создавалась сборная Казахстана. Всех лучших игроков нашего возраста приглашали туда жить, учиться и тренироваться. Меня пригласили в 14 лет, но Серик Сарсембаевич посчитал, что мне еще рано, и посоветовал годик обождать. Уже в 15, когда я туда приехал, тренер Владимир Киселев переговорил с Бердалиным и объяснил ему свои задачи, Серик Сарсембаевич тогда сказал, что сейчас уже мне нужно ехать, а в Караганду и «Шахтер» я всегда смогу вернуться. В детстве, как, наверное, и у всех мальчиков, у меня была мечта играть за «Шахтер», которому мы подносили мячи, и в котором у меня были свои любимые футболисты. Бердалин сказал, что, возможно, меня ждет будущее выше, чем «Шахтер», а домой я всегда успею.

— Какие моменты у Вас отложились в памяти о спортивном интернате в Алматы?
— В интернате, конечно, уже было больше дисциплины, порядка и обязанностей, — то есть, был жесткий режим. Утром проходила тренировка, завтрак, школа — все было расписано по часам, и свободного времени особо не было. В какой-то степени, я считаю, это и хорошо, когда молодые юноши заняты каким-то делом. Это тебя мобилизует и помогает и в жизни быть очень собранным. Там я научился стирать и гладить, — ведь тогда не было стиральных машинок и прочих других сервисов, которые есть в спортивных центрах сегодня.

— Как Вы потом оказались в дубле «Кайрата»?
— Мне повезло. Мы поехали на турнир, — по-моему, в Ворошиловградскую область, где-то в октябре месяце, где меня заметил кто-то из селекционеров, а потом уже в декабре пригласили в юношескую сборную СССР. С ней я впоследствии поехал во Львов, а в команде у нас были такие игроки, как Игорь Петров, Павел Яковенко, Станислав Черчесов, Геннадий Литовченко, Игорь Панкратьев. Все эти ребята потом, в принципе, заиграли на хорошем уровне. Весной, в марте месяце, меня взяли в дубль «Кайрата», где я уже начал получать первую зарплату. В 15 с половиной лет у меня уже была своя зарплата. Старт был мощным, но потом я застрял в дубле и, по большому счету, не рос, потому что тогда в основной команде в атаке играли два ведущих игрока — Стукашов и Пехлеваниди. Это были очень талантливые футболисты, поэтому мне было очень сложно. В те годы плеяда кайратовских полузащитников и нападающих была очень сильной, и практически любой игрок стал легендой — Сергей Ледовских, Вахид Масудов, Антон Шох, Курбан Бердыев... В состав прорваться было сложно, но в те годы я обижался, а сейчас понимаю, по каким причинам не мог заиграть. В 1983 году, когда мне уже было 19 лет, меня начали подпускать в основной состав, но в Первой лиге, так как «Кайрат» тогда вылетел из сильнейшего дивизиона. В1984-м я еще чаше стал выходить на поле, а в конце этого года, когда Сергей Стукашов перешел в московское «Динамо», место в атаке оказалось вакантным. Леонид Константинович Остроушко начал искать нападающего, а у нас в дубле было три равноценных форварда — это я, Николай Зайцев и Юрий Найдовский. На сборах он рассматривал, кого поставить в состав. Мне, наверное, повезло больше, потому что я стал основным нападающим в связке с Пехлеваниди.

— Помните ли, как забили свой первый гол в составе «Кайрата» самому Ринату Дасаеву?
— Первый и второй голы я помню. Мы играли в мае месяце со «Спартаком» в Москве, а история этих матчей всегда была для «Кайрата» немножко плачевной, потому что команда проигрывала 0:3, 0:4... В очередной раз, когда мы играли в «Лужниках», — тогда даже, кажется, было под вопросом, сыграю я или нет, но, в конце концов, Остроушко все-таки меня поставил, — где-то, наверное, на 20-й или 30 минуте Курбан Бердыев вел мяч вдоль поля и с разворота дал мне пас вперед. В тот момент спартаковские защитники как раз делали «вне игры», но Альмир Каюмов задержался. Получилось, что с центра поля я бежал один на один с Дасаевым — и никто меня не преследовал. Я начал уходить влево от вратаря, а когда Дасаев делал шаг, я запустил внешней стороной стопы мяч ему между ног. Мы тогда повели в счете, но в конце «Спартак» все-таки сравнял счет — 1:1. Это, наверное, было первым разом, когда «Кайрат» сыграл в Москве вничью со «Спартаком».

Второй гол был более игровым. Мы играли в Тбилиси с «Динамо», и тогда Сергей Ледовских отдал мне хорошую передачу с фланга, а я набежал на ближнюю штангу и головой вколотил мяч в «девятку». Мы тогда тоже выигрывали 1:0, но, в конце концов, проиграли — 1:2. На последних минутах Антон Шох мне сбросил мяч головой, а Отар Габелия вышел, но не рассчитал. С шести метров я бил в ворота, однако там стоял Александр Чивадзе, который поймал мяч руками. При счете 1:2 пробивать пенальти вышел Вахид Масудов, но не забил, и мы проиграли матч.

— В одном из интервью Вы говорили, что благодарны именно Евстафию Пехлеваниди, который в разговоре с руководителем казахстанского спорта Аманчой Сейсеновичем Акпаевым сказал, что ему удобнее играть в атаке с Виктором Карачуном, а не с Вами. Считаете, что это и сыграло ключевую роль в Вашей футбольной судьбе?
— Нет, — конечно, нет. Во-первых, я этого тогда не знал. Карачун по тем годам, все-таки, был более опытным футболистом, к тому же лет на пять старше меня. У тренера есть какие-то план и стратегия, в которой он рассчитывает на каждого игрока. Конечно, если бы у нас было больше сыгранности со Стасом (Пехлеваниди, Sports.kz), то было бы лучше, но манера игры у нас с ним была очень разная. Стас очень хорошо прикрывал мяч корпусом, получал его в ноги, разворачивался и бил, — а удар у него, слава Богу, был хороший. Также он здорово играл головой и выбирал позицию. У меня же были немножко другие задачи в атаке.
— Если бы Вы тогда остались в «Кайрате», то во Франции потом не оказались бы, как думаете?
— Сейчас об этом можно только гадать. Дело в том, что по тем годам «Кайрат» не был в Советском Союзе таким именитым клубом, являясь середнячком, а иногда будучи и ниже среднего. Я даже не могу себе представить, заиграл ли я бы так в «Кайрате», как сделал это в «Днепре», потому что в сильной команде нападающему всегда легче проявить себя и забивать голы. «Кайрат», все-таки, был закрытой командой, которая чаще оборонялась и считалась домашней, а впереди нужно было всегда что-то создавать. Дома мы играли без боязни, а на выезде часто, что меня больше всего и возмущало, проигрывали матч до его начала. В своей голове это делали многие футболисты, а я был еще молод, поэтому мне хотелось максимализма.

— Толчком к переезду во Францию для Вас оказались выступления в украинском «Днепре», с которым Вы сначала стали вице-чемпионом, а потом и чемпионом СССР. Это был один из самых значимых этапов Вашей спортивной карьеры?
— Да. Перед тем, как оказаться в «Днепре», я попал в армию в Смоленск. У меня не было ни одной мысли о том, чтобы покинуть «Кайрат». Хочу донести до болельщиков того времени, что я не предавал команду, но многие мне это вменяют. Наоборот, — я мечтал играть в «Кайрате» и жить в Алматы, потому что сам город мне очень нравился. Мы ездили в другие столицы советских республик, но мне всегда было приятно жить в Алматы, а «Кайрат» был для меня родной командой, в которую я попал в 15 с половиной лет, поэтому, конечно, мне хотелось добиться с ней каких-то результатов. Как раз на том матче, который мы играли против «Спартака» в Москве, присутствовали представители и руководители смоленской «Искры» Геннадий Миневич и Сергей Морозов, которые взяли меня на заметку. Когда навели справки, то узнали, что в армии я не служил. Они дождались конца года и через московское ЦСКА пригласили к себе. Генштаб Советского Союза нашел меня и приказал прибыть в течение 48 часов в воинскую часть Москвы. В «Кайрате» мне ответили, что ничего не могут сделать с этим и сказали ехать. Было немножко обидно, потому что многим игрокам пытались решить этот вопрос в Казахстане, а меня как-то даже не удерживали. Я собрал вещи и улетел, попутно думая о том, что моя спортивная жизнь пошла ко дну. В Смоленске я поиграл два года, а после этого уже несколько клубов приглашали меня к себе, но я выбрал «Днепр». Днепропетровская команда в то время блистала, хотя изначально она был уровня «Кайрата». То днепряне становились восьмыми в турнирной таблице, а мы девятыми, то наоборот. До этого в 1982 году «Днепр» только вошел в Высшую лигу, так как до этого команда выступала в Первой лиге, а 1983-м клуб делает рывок и становится чемпионом Советского Союза. Тогда как раз заблистали Олег Протасов, Геннадий Литовченко и Олег Таран. В тот момент с 1983 года практически все время данная команда была в призерах. Мне хотелось попробовать себя на таком уровне, потому что это была, все-таки, элита советского футбола, и, плюс ко всему, «Днепр» каждый год участвовал в еврокубках. Я играл в свое время в юношеской сборной СССР, вызывался в молодежную, поэтому мне хотелось ощутить на себе международный уровень. Когда поступили предложения, я выбрал «Днепр», хотя «Кайрат» мне тоже предложил вернуться, но как-то очень скромно. Мол, «Давай возвращайся, ты — казахстанец», и все такое. Конкретики никакой я не увидел, а «Днепр», наоборот, очень четко сформулировал свои обязательства передо мной помимо футбольной карьеры, и меня это больше заинтересовало. Когда я приехал в команду, то был поражен уровнем профессионализма и подходу руководства к игрокам. Это были очень уважительные отношения, все очень хорошо поощрялось, и премиальные были очень хорошими, — то есть, тогда там создали действительно профессиональный клуб, а нам сказали: «Ребята, вы думайте только о футболе». Бытовые проблемы в Советском Союзе тогда существовали во всем — в мебели, в оргтехнике, еде, одежде и всем остальном. Нам создали такие условия, что мы ни в чем не нуждались, и все нам было предоставлено. Конечно, мне хотелось в этом клубе играть — и играть в основном составе, хотя конкуренция была очень высокой. Когда меня пригласили в команду, то уже объявили о том, что Олег Протасов и Геннадий Литовченко покидают «Днепр» и переходят служить в армию в киевское «Динамо». Мне сказали, что меня берут на место Протасова, а на тот момент он был в Советском Союзе настолько знаменитым, как сегодня в мировом футболе Роналдо. Мне это, конечно, польстило, но, в то же время, я понимал всю ответственность. Хоть мы и были дружны с Олегом, так как играли с ним в юношеской сборной, но он уже сделал себе карьеру, а я, можно сказать, был начинающим, поэтому мне хотелось доказать и проявить себя. Но когда я прибыл на первый сбор команды, то увидел девять нападающих, а из них самым неизвестным был я. После этого понял, что погорячился, и подумал, что мне нужно было возвращаться в «Кайрат», чтобы играть в основном составе, так как в дубле «Днепра» сидеть мне не хотелось. Мы поехали на первый сбор, по-моему, — в Уругвай, где состоялся мини-турнир, в котором участвовали «Пеньяроль», «Насьональ» и парагвайская «Олимпия». Простой товарищеский турнир, но стадион вместимостью тысяч в 80 был полным. Тогда я был в шоке от того, как же люди до фанатизма любят футбол. К счастью, мы выиграли этот турнир, хотя наши соперники были более знаменитыми. Это, можно сказать, былой первой ласточкой нашего успеха, а потом, когда мы уже начали чемпионат, мне Евгений Кучеревский сказал, что я нравлюсь ему как игрок, но в данный момент в атаку он поставить меня не может, потому что там были Владимир Лютый, Евгений Шахов, Вадим Евтушенко... То есть, — гранды советского футбола. Он сказал, что видит, что я не хуже их, но пока может предложить мне только место левого полузащитника. Я никогда не был таким сильным и сказал, что не смогу бегать туда-сюда. Тогда в полузащите у нас играл опытный Александр Сорокалет, который и должен был мне подсказывать, когда стоит подключаться к атакам, а когда лучше остаться на месте и передохнуть. Так я и начал играть левого полузащитника — и потихоньку стал забивать, поэтому к концу чемпионата был, по-моему, вторым или третьим бомбардиром команды. В общем, первый год я играл или левого полузащитника, или, когда Лютый был сломан, нападающего. Мы как раз стали чемпионами, хотя нам ставили задачу попасть в десятку после ухода Протасова и Литовченко. Вроде бы, мы даже не так уж удачно начали, сыграв дома вничью с Харьковом и Киевом, но потом уже все у нас пошло.

— Как у Вас возникла возможность проявить себя во французском футболе, где Вы сначала выступали за «Аяччо», а потом «Перпиньян» и «Роан»?
— Наступили сложные 90-е годы, когда пошел первый отток футболистов за рубеж. Тогда в 1988 году на чемпионате Европы сборная Союза проявила себя очень хорошо и играла в финале против Голландии. В то время в Советском Союзе была плеяда действительно сильных футболистов, и любая фамилия была легендой советского и мирового футбола. В 1986 году Игорь Беланов получил «Золотой мяч», а Александр Заваров поехал играть в «Ювентус». На базе киевского «Динамо» была создана сборная страны, а футболисты Советского Союза тогда котировались и были относительно недорогими по сравнению с другими иностранными игроками. Ко мне обратился один из будущих руководителей московского «Спартака» Григорий Есауленко, который предложил поехать в Швейцарию. В конце 90-го года Олег Романцев меня приглашал в «Спартак», и тогда это было моей мечтой. Я дал согласие, хотя поставил невыполнимые условия, но, в конце концов, в клубе на них согласились. Меня спасло только то, что поступило предложение поехать в швейцарскую «Лозанну», куда я отправился, но не смог долететь до Москвы, поэтому в итоге вернулся на сборы «Днепра». Через полгода мне предложили поехать во Францию на Корсику и играть в клубе второго дивизиона. Честно говоря, когда я уже добился всего в Советском Союзе, мне хотелось обезопасить свою семью с финансовой точки зрения, а в 90-х годах была инфляция, поэтому те сбережения, которые у меня имелись, оказались недостаточными для того, чтобы иметь какую-то подушку безопасности после окончания карьеры. Я согласился поехать во второй дивизион. Конечно, по финансовой части и в жизненном плане я чувствовал себя во Франции очень вольготно, единственное, — сожалел как футболист, что это был второй французский дивизион, который уступал нашему чемпионату. В футбольном плане я, конечно, потерял. Это было для меня понятно, потому что, во-первых, это был второй дивизион, а во-вторых, — «Аяччо» не являлся самым лучшим клубом во Франции. У меня было предложение из Израиля, но я посчитал, что Франция — намного более футбольная страна, да и денег здесь, если честно, предложили больше. После 10-го матча я получил травму крестообразных связок и потерял целый сезон. На следующий год начал играть, и то — не сразу, потому что был третьим иностранцем, а в тот период только два иностранца могли играть в основном составе. Где-то с 8-го или 9-го матча чемпионата я стал играть — и закончил в итоге лучшим бомбардиром команды. Потом клуб пытался меня удержать, хотя потерял профессиональный статус, а контракт у меня с ним был на 4 года. Я посчитал, что они не очень хорошо себя вели в тот момент, когда я был травмирован, — пытались расторгнуть контракт, ничего не оплачивая. В общем, мне не хотелось оставаться, и я уехал в другой клуб.

— В «Перпиньян».
— Да. Дело в том, что травму мне нанесли именно в матче с «Перпиньяном», поэтому когда мне оттуда позвонили, я спросил: «Вы что, хотите восполнить ущерб, который мне нанесли?!». Тренер засмеялся и сказал: «Нет, мы видели тебя в игре и хотели бы подписать с тобой контракт». В конце концов, я дал согласие. Тогда команда опустилась в третий дивизион, но клуб ставил перед собой большие и амбициозные задачи и хотел сразу вернуться во второй дивизион, поэтому предложил мне контракт на два года. Я подумал, что лучше будет сделать 1+1. Тогда мы заняли первое место, а я стал лучшим бомбардиром. Нужно было улетать, мы провели банкет, но контракт у меня был не подписан. Мне сказали, что в этом нет ничего страшного, и я могу лететь, а подписать сможем после возвращения. Когда оставалась неделя отпуска, мне позвонил Владимир Горюнов, который был президентом «Ротора», и сказал, что они хотели бы пригласить меня в свою команду, предложив при этом хорошие деньги. Это были 94-й год и разруха, а у меня на тот момент родился второй сын, которому был год, поэтому я решил, что ехать туда смысла нет и лучше уже доигрывать во Франции, чтобы получить в итоге гражданство и вид на жительство. Я отказал, — а буквально через день мне позвонили из Франции и сказали, что по бюджету они не смогут мне поднять зарплату, которую я запросил после последнего сезона. В итоге предложили в два раза меньше той, что у меня была, и после этого я их, если честно, послал, потому что так дела не делаются. К тому времени как я приехал обратно в «Перпиньян», чтобы хоть потренироваться до того времени, как удастся найти новый клуб, все остальные команды уже сформировались и начинались сборы. У меня было два агента — Доминик Рошто и Фредерик Дображ, который работал с Зиданом и Папеном. Они ничего подходящего не нашли, тогда я сам начали искать варианты на стороне. Поехал в Израиль и провел матч в «Хапоэле» из Беэр-Шевы, где тренером был Виталий Шевченко. Тогда я был не в форме, к тому же было жарко, около 40 градусов выше нуля, и после первого тайма, честно говоря, я поплыл. Виталий Викторович тогда сказал мне: «Эдуард, я тебя знаю, так что — оставайся, все нормально». Мы тогда не сошлись в цене с местными агентами, и я не хотел отдавать свое здоровье на футбольном поле, потому что играть в такую жару просто невозможно. Я вернулся во Францию и здесь уже начал искать клуб. Ко мне обратилось пять или шесть клубов четвертого дивизиона. По большому счету, в 30 лет я закончил карьеру, но не думал об этом, потому что был в форме, однако «Перпиньян» меня подвел. Президент «Роана», с которым я потом подписал контракт, спросил меня, что я буду делать через два-три года, — и предложил мне играть в футбол и заниматься бизнесом. Это меня больше заинтересовало, и сейчас я ни минуты не жалею о том, что сделал такой выбор. Я понимал, что уже не достигну каких-то значимых высот в футболе, поэтому начал перестраивать свою жизнь вне спорта. Играя там, я мог только себя содержать, поэтому мне пришлось вникать в текстильный бизнес, который мне предложили. Два года я работал на фирме как коммерческий агент и пытался искать продукцию. Президент «Роана» был представителем немецкого трикотажного оборудования Stoll, продавал фурнитуру, пряжу и все, что касается текстильного бизнеса. Я пытался найти ему пряжу в Украине, Узбекистане, Казахстане, обзванивал все фабрики, но, к сожалению, то качество, которое нам предлагали, не соответствовало местным стандартам. Тогда я стал понимать, что пока играю в футбол, меня будут здесь держать, но уже нужно было что-то делать самому, поэтому купил у него оборудование и установил его в Днепропетровске. По возвращению домой из Украины я встретил одного местного бизнесмена, который узнал меня как футболиста и пригласил в гости. Так зародилась наша дружба, которая позднее переросла в бизнес. Мы нашли на Украине трикотажные фабрики и решили организовать все втроем бизнес. Создали фирму и с нуля начали искать трикотажные заказы. На Украине была разруха, и работа отсутствовала, но желание и умение работать у людей были. Так постепенно мы и добились определенных успехов.

— Во Франции Вы сумели полностью себя реализовать как футболист?
— Думаю, что, конечно, нет. Во-первых, уровень второй лиги — это совсем другая философия футбола. Здесь часто игроки играют на себя, а в высшей лиге ты действуешь в одно или максимум в два касания, — то есть, нет такого, чтобы кто-то взял мяч и обыграл десятерых. Кроме, конечно, Месси. Во второй лиге мне было сложнее в том плане, что у нападающего есть только мгновение — ты предложил, и тебе должны дать. Роль Бердыева в «Кайрате» у нас на Корсике исполнял уругваец, который был очень хорошим футболистом. Спору нет, индивидуально он был очень сильным игроком, но все делал на себя, — то есть, бежал. Я ему как-то сказал: «Хуан, это не то, поэтому ты давай мне мяч, когда я у тебя прошу его». Он всегда показывал, что дает передачу, и за счет этого убирал мяч под себя и дальше всех обыгрывал. Конечно, публика ему аплодировала, но, в конце концов, мяч он терял, — и все бежали назад. Я говорил ему, что если даст пас мне, то я или сам забью гол, или верну ему мяч обратно. Пытался донести до него, что нужно играть в коллективный футбол, а если каждый будет водить мяч, то ничего у нас не получится. К сожалению, он был любимчиком публики, и тренер его любил, поэтому сложно было с ним создать тандем. Я понял, что индивидуализма в европейском футболе больше, чем коллективизма. У нас, все-таки, был коллективный футбол, и страна была коллективная, а здесь часто играют индивидуально, чтобы проявить себя.

— Поддерживаете ли Вы сейчас общение с кем-либо из своих коллег по «Кайрату»?
— Часто, когда прилетал в Алматы, видел Стаса Пехлеваниди, с которым мы общаемся в соцсетях. Не так давно разговаривал с Володей Никитенко, который принял команду «Тараз». Года два назад я летал в гости в Сочи к Сергею Ледовских. Вижу Вахида Масудова, Юру Найдовского, Фанаса Салимова, Борю Джуманова, когда приезжаю в Алматы. С Курбаном Бердыевым мы виделись, когда играли ветеранский матч, — и все вспоминали тот момент, когда он мне дал пас, с которого и началась моя карьера. Оказалось, он тоже его прекрасно помнит.

— В ваше время «Кайрат» по меркам советского футбола был достаточно крепкой командой, а сейчас алматинцы, имея хорошие возможности и ресурсы, никак не могут дотянуться до чемпионства в Казахстане. Чего не хватает команде, как Вы думаете?
— К сожалению, я не настолько знаком с ситуацией в «Кайрате», но мне кажется, что в Казахстане все делается по зову руководства. То есть, если руководство хочет, чтобы какой-то клуб выделялся, то так и будет. Имею в виду, что спортивные принципы бывают не всегда корректны. Я знаю, что «Кайрат» создал большой спортивный центр и базу мирового уровня, по которой нас возили, кажется, в 2014 году. Думаю, что сейчас уже все достроено и функционирует. Условия хорошие, но, может быть, это тенденция спорта всего бывшего Советского Союза в том, что сейчас очень мало талантливых ребят. Как я вижу и слышу, сейчас практически все стоит на коммерческой основе, и финансы сильно влияют на мозги футбольных функционеров. В наше время ребенок мог быть талантливым — и за счет этого пробить себе дорогу в футболе, а сегодня если у родителей нет денег, и они не имеют возможности за него заплатить, то мальчик, который бы мог стать вторым Месси, просто бегает во дворе и в итоге принимает другую профессию, а в худшем случае может и вовсе спуститься до низов общества... Все-таки, во Франции ни я, ни мои друзья никогда не будем кичиться деньгами, потому что здесь это считается плохим тоном, — то есть, моветоном. Наоборот, — богатые люди здесь всегда находятся в стороне и никогда не показывают, что у них есть деньги. Видите, может быть, из-за того, что мы долго жили в Советском Союзе, в некой своей ракушке... Сейчас есть какие-то тенденции к улучшению и люди, которые не стремятся кичиться своими деньгами, но, в основном, — возможно, это связано с малообразованностью или еще чем-то..., — такое происходит. Не должно быть такого: «Поставь моего сына, я тебе заплачу». У меня старший сын пять лет занимался футболом в «Сент-Этьене», и я мог бы подойти к тренеру и поговорить с ним, но просто не стал, так как понимал, что у него свое видение футбола, и с уважением отнесся к его решению. Получилось так, что когда сыну исполнилось 18 лет, пришел новый тренер, который не стал его ставить в состав. В конце концов, он не подписал контракт с «Сент-Этьеном» и не стал продолжать заниматься футболом. Я был очень расстроен, честно говоря, так как пять лет возил его на тренировки, и у него была просто сумасшедшая скорость. Он был самым быстрым игроком, можно сказать, всей Франции по своему возрасту, но его данные не использовали. Я не скажу, что он был великим футболистом, но очень сильно бежал, и если бы тренер увидел в нем это и правильно построил игру... Он играл левого атакующего полузащитника, однако, разумеется, жаль.

Казахстан в свое время дал много хороших футболистов, но, конечно, наша страна не была такой кузницей талантов, как Украина, которая действительно была футбольным центром Советского Союза. У нас время от времени появлялись очень одаренные игроки. Показатель этому — «Кайрат» 1983/1985 годов, где тогда обралась целая плеяда футболистов. Сейчас же существует много подводных течений, о которых, к сожалению, я не могу говорить в прессе, но футбол стал коммерческим, что пошло ему не на пользу.